У Кубань-реки - Василий Алфёров

– А может быть, его и вправду тогда немцы убили в лесу?

– В том-то и дело, что не убили. При немцах он тут полицаем был. Скольких людей своих попредал! А как мы стали наступать, ушел с немцами. Вот такие-то дела, внучек, творились здесь во время войны.

Солнце уже низко висело над горизонтом. Навстречу стороною прошла Мишкина бабушка с какою-то старухой. Мишка догадался, что бабушка пошла встречать корову из стада. Он даже не окликнул ее. Ему хотелось скорее попасть на чердак, где – он твердо был убежден в этом – обязательно найдет какое-нибудь оружие. Или узнает какие-то подробности о судьбе дедушки. Может быть, сохранились его письма с войны, или фотографии, или документы. Ведь прежде, чем пропасть без вести, он два года воевал и за это время, может быть, успел совершить немало подвигов. И тогда бы Мишка принес его фотографию в школу и ее поместили бы в том отделе, где написано: «Они погибли за Родину». В тайне Мишка надеялся, что дедушка его был не простым солдатом, а может быть даже старшиной – такое звание Мишка считал нисколько не меньше майорского. Он даже представил примерную подпись под фотографией дедушки: «Старшина Звездинов, командир кавалерийского полка – гроза фашистов».

Автобус, на котором можно было доехать до Прикубанской, отходил рано утром. И потому все дела нужно было успеть сделать вечером.

Под кирпичом у порога Мишка нашел ключ, отомкнул дверь и, не заходя в хату, из сеней по двери забрался на чердак. Там было совсем темно. Хата была покрыта камышом. У трубы, сквозь прогнивший камыш, пробивался тонкий пучок лучей заходящего солнца. Осторожно, на четвереньках, чтобы не натолкнуться на что-нибудь в темноте, Мишка пробрался к трубе, стал на боровок и начал расширять отверстие, в которое пробивался свет. Гнилой камыш ломался от малейшего усилия. В нос ударил горьковатый запах прели. Глаза запорошило пылью. Через несколько минут в крыше уже зияла дыра, площадью с квадратный метр. На чердаке посветлело. Протерев глаза подолом рубахи, Мишка стал осматривать чердак. Ему повезло. Сразу возле трубы он нашёл саблю. Правда, половина лезвия была отломлена и отколота с одной стороны белая костяная ручка. Но всё же это была настоящая казачья сабля. Ободрённый успехом, Мишка стал внимательно осматривать чердак. Чего там только не было: старая обувь, сапожные колодки, горшки, деревянная ступа, оконные рамы… Но оружия не попадалось на глаза. И он решил, что нужно искать в самой крыше. Он стал часто, стараясь не пропустить ни одного квадратного дециметра, протыкать крышу обломком найденной сабли. И только один раз сабля упёрлась во что-то металлическое. С замиранием сердца Мишка осторожно раздвинул камыш и вытащил… ржавую кочергу.

После Мишкиных поисков, крыша на бабушкиной хате стала как решето. За испорченную крышу бабушка оттрепала Мишку за уши и потом сама долго плакала навзрыд.

Конечно, ни о каком разговоре о дедушке не могло быть и речи. В знак протеста, Мишка отказался ужинать и забрался спать на печь.

И всё же, не зря в этот раз Мишка побывал в Казачьем.

О ЧЁМ РАССКАЗАЛА ШАТОШИХА

Вечером бабушка вязала шерстяной носок. Клубок чёрной пряжи катался по полу у её ног. Белый котёнок хищно набрасывался на клубок и, катая его вокруг ножки стола, запутывал нитку. Бабушка сердито пнула котёнка. Зализав ушибленное место, котёнок взобрался на печь, свернулся калачиком под боком у Мишки и, мерно бархатно мурлыкая, заснул. Мишка тоже стал дремать. Во дворе незлобиво затявкал бабушкин Тузик. Отворилась дверь, и кто-то вошёл в комнату без стука. Послышался характерный звук поставленной в угол палки.

– Вижу, свет у тебя горит. Дай-ка, думаю, схожу проведаю куму.

Мишка слегка отодвинул в сторону полотняную занавеску и посмотрел вниз. В пришедшей он узнал бабку Шатошиху.

– Чего это ты вяжешь себе такие большие носки? – засмеялась гостья. – На вырост что ли?

– Это я не себе, а хозяину своему Андрею вяжу, – сказала бабушка, не отрывая взгляда от спиц. – Сон я вчера видела, будто Тузик больно укусил меня за руку, кровь так и хлещет! А это к тому, что должен кто-то из близких прийти. На прошлой неделе в Сергеевской станице один пришёл домой. А считался без вести пропавшим. Говорят, жил в какой-то Канаде. Ведь он, этот трижды проклятый Гитлер, кого не успел изничтожить, разогнал по всему белому свету. А жена вернувшегося, говорят, перед этим видела точно такой же сон.

– Нет, кума, видно не дождаться нам с тобою наших ясных соколиков: ни Андрея твоего, ни сыночка моего Ванюшки. Где-то на чужой сторонке теперь уж и косточки их истлели.

– Вы, тетя Нюра, Ивана своего не равняйте с Андреем, – бабушка сняла очки и передником протерла глаза. – Сыночку вашему дорога домой заказана, если он жив. А Андрей мой, если жив остался, обязательно придет. Ему нечего бояться. У него перед людьми совесть чиста.

– Нет уж, Петровна, насчет совести чья б корова мычала, а твоя бы лучше помолчала, – вскипела Шатошиха. – Сколько раз тебе говорить о том, что рассказывал Ванюшка про твоего Андрея?! А мой-то сыночек после полиции в партизанах служил.

– Тетя Нюра, никогда я не поверю, чтобы Андрей пошел на такое дело. Вы говорите, что Ванька партизан. А почему же он тогда с немцами ушел?

– Я ж тебе говорила, что по глупости, по своему недоразумению.

Мишка был поражен услышанным. Оказывается его дедушку обвиняют в чем-то очень страшном, может быть даже в предательстве! Он готов был броситься на Шатошиху с кулаками. А что если она говорит правду?! Мишка решил послушать дальше.

За долгие послевоенные годы соседки, видимо, не впервые ведут такой разговор и потому теперь уже не придают ему большого значения. Они немного помолчали и, как ни в чем не бывало, стали говорить о погоде, о плохих выпасах для коров и о том, какие неприлично короткие юбки носят современные девочки. Это Мишку не интересовало.

– Ой! – вдруг громко вскрикнула бабушка и схватилась за поясницу. – Что-то часто стало в спину стрелять. Надо в понедельник сходить в амбулаторию.

– И-и-х, кума, ты, как совсем молодая, веришь хвершалам. Ничего они в болезнях не понимают. Только и знают, что колоть людей толстыми иголками. Это тебя кто-то сглазил. Сходи лучше завтра к Арсенчихе, она наговорит воды, умоет тебя от сглазу, и сразу все пройдет. Это теперь стало так: чуть, что сразу к хвершалу. А раньше обходились и без них. Помню, еще мой дедушка покойный рассказывал (Царство ему небесное! Больше ста лет прожил): стояли они отрядом на Дозорной горе. Большой у них был отряд – пять тысяч казаков. Какой-то турецкий царь собирался на них войной идти. Ждали его со дня на день, Лошадей все время под седлом держали. Командовал всеми ими генерал Елагин. И надо ж было такой беде случиться, что в ту самую пору на казаков чума напала. Что ни день – десятка два гробов строгать приходилось.

Мишка подвинулся ближе к краю и отодвинул занавеску. Бабушка перестала вязать и тоже внимательно слушала. Видимо, про это она слышала впервые.

– А разве у них в отряде не было врачей? – спросила она.

– Ученые лекари может и были, – продолжала Шатошиха, – да только они ничего не могли поделать с такою напастью. И тут приходит к Елагину генералу пожилой казак и говорит: «Я знаю, как избавиться от этой хворобы. От нее надо откупиться».

– Как это откупиться? – спрашивает генерал.

– А так, – отвечает казак, – отдать ей все самое лучшее и дорогое, что у нас есть: позолоченное оружие, лошадей…

– Постой, постой, – прервал его генерал, – куда ж, по-твоему этот выкуп?

– Известное дело куда, – говорит казак, – в землю зарыть. Хвороба же в землю наших казаков забирает, значит туда и выкуп надо отдавать.

Мишка отбросил занавеску себе на спину и так сильно подался вперед, что едва не свалился с печи.

– Генерал хоть и высокого звания был, – продолжала Шатошиха, – а не погнушался совета простолюдина. Тут же приказал запрячь в свою тачанку, окованную серебром да золотом, тройку лучших лошадей и велел собирать ценности. Нагрузили они полную тачанку. Ради такого дела никто ничего не жалел. Отдавали все: украшения со сбруи, пояса с дорогим набором, кинжалы, сабли с позолоченными ножнами, золотые монеты, кресты… А сам генерал не пожалел свой парадный мундир с золотыми гозырями. Потом казаки выкопали в горе пещеру, завели туда тройку, впряженную в тачанку с дорогой поклажей, вход заложили камнем и засыпали землею. В тот же день вся хворь прекратилась. Вот так-то, кума, раньше без хвершалов обходились, – закончила рассказ Шатошиха.

– Потом они все это забрали? – спросил Мишка с тайною надеждой на отрицательный ответ.

– О-о, да у тебя Петровна, гости, – удивилась Шатошиха. – Значит, не зря тебе кровь снилась. Зачем же забирать? По сей день все там и находится.